Творческую биографию, конечно, всегда интересней начинать словами, мол, долгие годы никто не замечал гения, в приличные дома его не пускали, а старшие товарищи отговаривали — бросай ты это дело, никому это не нужно. Но в нашем случае было не так. Едва появившись, шампанское сразу пришлось ко двору, причем сразу к королевскому. Уже в 18 веке начались прямые поставки из Шампани в Версаль. А Франция того времени — это мощнейшее государство в мире, законодатель во всех сферах, от моды до кухни. И если французский король пил шампанское, это немедленно стали делать все.
Одно из первых доказательств этого статуса — полотно французского живописца Жана-Франсуа де Труа «Обед с устрицами», датированное 1735 годом; продавать шампанское в бутылках разрешил своим указом король Людовик XV в 1728 году, всего за шесть лет до этого. «Позировала» бутылка Дома Ruinart либо Chanoine: на тот момент только они продавали бутилированные шампанские вина. На картине фигурирует и ведерко со льдом — вот уже три столетия неотъемлемый атрибут не только искусства употребления игристого вина, но и art de vivre, «искусства жить» в целом.
В Россию шампанское попало при императрице Елизавете Петровне, то есть где-то в 1740—1750-е годы и немедленно стало едва ли не важнейшим национальным напитком — разумеется, только в кругу знати. Собственно, и в России, и во Франции, и во всем мире именно это и способствовало популярности шампанского: как сейчас все стремятся подражать кинозвездам, так в 18−19 веке все следовали за королевскими и самыми высшими дворянскими родами.
Шампанское быстро стало литературным героем. Уже в 18 веке про него писал Державин, а затем — и его самый главный ученик, Александр Пушкин. Он демонстрирует, пожалуй, самое глубокое знание предмета: в первой главе «Евгения Онегина» у него «вина кометы брызнул ток». Речь идет о шампанском от Дома Veuve Clicquot урожая 1811 года — этот год стал годом Большой кометы (в обозначениях астрономов — C/1811 F1), которую в Европе можно было наблюдать почти 300 дней.
Поэт не только в годах, но и в регионах разбирался. «Аи любовнице подобен/Блестящей, ветреной, живой» — сообщает нам Александр Сергеевич. Аи — город в 28 километрах к югу от Реймса, один из центров производства шампанского. Видимо, из-за своего напевного названия, Аи буквально прописался в русской поэзии. Его любил и старший приятель «нашего всего», поэт и бонвиван князь Петр Вяземский, пропевший оды всем главным маркам: «Моэт — вот сочинитель славный! Он пишет прямо набело»; «Несут вдову Клико, согретую в руках»; «Дар благодатный, дар волшебный/Благословенного Аи». Аи вспоминали Дельвинг и Баратынский. Последнему, за сравнение шампанского с «гордым умом, не терпящим плена» досталось от надзорных органов — усмотрев в этом намек на декабристское восстание, стихотворение «пиры» запретила цензура.
Позже про «золотое, как небо, Аи» вспомнил и Блок в своем донельзя декадентском стихотворении «В ресторане».
В Россию шампанское попало при императрице Елизавете Петровне, то есть где-то в 1740—1750-е годы и немедленно стало едва ли не важнейшим национальным напитком — разумеется, только в кругу знати. Собственно, и в России, и во Франции, и во всем мире именно это и способствовало популярности шампанского: как сейчас все стремятся подражать кинозвездам, так в 18−19 веке все следовали за королевскими и самыми высшими дворянскими родами.
Шампанское быстро стало литературным героем. Уже в 18 веке про него писал Державин, а затем — и его самый главный ученик, Александр Пушкин. Он демонстрирует, пожалуй, самое глубокое знание предмета: в первой главе «Евгения Онегина» у него «вина кометы брызнул ток». Речь идет о шампанском от Дома Veuve Clicquot урожая 1811 года — этот год стал годом Большой кометы (в обозначениях астрономов — C/1811 F1), которую в Европе можно было наблюдать почти 300 дней.
Поэт не только в годах, но и в регионах разбирался. «Аи любовнице подобен/Блестящей, ветреной, живой» — сообщает нам Александр Сергеевич. Аи — город в 28 километрах к югу от Реймса, один из центров производства шампанского. Видимо, из-за своего напевного названия, Аи буквально прописался в русской поэзии. Его любил и старший приятель «нашего всего», поэт и бонвиван князь Петр Вяземский, пропевший оды всем главным маркам: «Моэт — вот сочинитель славный! Он пишет прямо набело»; «Несут вдову Клико, согретую в руках»; «Дар благодатный, дар волшебный/Благословенного Аи». Аи вспоминали Дельвинг и Баратынский. Последнему, за сравнение шампанского с «гордым умом, не терпящим плена» досталось от надзорных органов — усмотрев в этом намек на декабристское восстание, стихотворение «пиры» запретила цензура.
Позже про «золотое, как небо, Аи» вспомнил и Блок в своем донельзя декадентском стихотворении «В ресторане».
Об отношениях декадентов с шампанским можно написать не одну диссертацию. Belle Époque «обручила» изобразительное искусство с коммерцией: лучшие французские, а затем и другие европейские художники конца XIX века активно зарабатывали рисованием сначала театральных и кафешантанных афиш, а потом и рекламных плакатов, которые быстро превратились в объект коллекционирования.
И неудивительно: скажем, рекламный плакат шампанского Дома Ruinart, нарисованный по заказу главы фирмы Андре Рюинара «чешским парижанином» Альфонсом Мухой, стал настоящим шедевром. После успеха афиши «Жисмонды» (1895), на котором Муха изобразил бешено популярную актрису Сару Бернар, художник словно «заразился» ее популярностью и стал очень моден. Модными были и его рекламы — архетипическое воплощение нового стиля ар-нуво (в Австрии он назывался сецессионом, в России — модерном), сменившего эклектику Belle Époque.
Мухе заказывали рекламу не только Ruinart: в 1899 году он поработал для Moët & Chandon, в 1901 — для Heidsieck & Co. Ему позировали самые красивые женщины Парижа, включая танцовщицу и куртизанку Клео де Мерод. И надо отметить, что плакаты с шампанским рисовал не только Муха: их заказывали все дома, и заказывали часто, поскольку реклама игристого напитка была квинтэссенцией рекламы art de vivre.
Чуть раньше шампанское прописалось и во вполне классическом русском изобразительном искусстве. На картине Павла Федотова «Сватовство майора» в нижнем левом углу красуется бутылка шампанского. На другом полотне того же художника, «Свежий кавалер», без нее тоже не обошлось: опустошенная участниками пирушки, она лежит на ковре.
Ruinart в этом плане — на особом счету. Основатели дома уже в 18 веке были заядлыми коллекционерами живописи, а сейчас часть исторического поместья — это настоящий музей. В арт-объект превратились и знаменитые погреба (об этом мы скоро расскажем подробнее). Ruinart ежегодно организует большой совместный проект с одной из восходящих звезд современного искусства и уже который год поддерживает одно из главных в России событий в этом жанре — ярмарку Cosmoscow. Если материальное воплощение art de vivre здорово поменялось, то его суть — все та же, что была во времена картины «Обед с устрицами».
И неудивительно: скажем, рекламный плакат шампанского Дома Ruinart, нарисованный по заказу главы фирмы Андре Рюинара «чешским парижанином» Альфонсом Мухой, стал настоящим шедевром. После успеха афиши «Жисмонды» (1895), на котором Муха изобразил бешено популярную актрису Сару Бернар, художник словно «заразился» ее популярностью и стал очень моден. Модными были и его рекламы — архетипическое воплощение нового стиля ар-нуво (в Австрии он назывался сецессионом, в России — модерном), сменившего эклектику Belle Époque.
Мухе заказывали рекламу не только Ruinart: в 1899 году он поработал для Moët & Chandon, в 1901 — для Heidsieck & Co. Ему позировали самые красивые женщины Парижа, включая танцовщицу и куртизанку Клео де Мерод. И надо отметить, что плакаты с шампанским рисовал не только Муха: их заказывали все дома, и заказывали часто, поскольку реклама игристого напитка была квинтэссенцией рекламы art de vivre.
Чуть раньше шампанское прописалось и во вполне классическом русском изобразительном искусстве. На картине Павла Федотова «Сватовство майора» в нижнем левом углу красуется бутылка шампанского. На другом полотне того же художника, «Свежий кавалер», без нее тоже не обошлось: опустошенная участниками пирушки, она лежит на ковре.
Ruinart в этом плане — на особом счету. Основатели дома уже в 18 веке были заядлыми коллекционерами живописи, а сейчас часть исторического поместья — это настоящий музей. В арт-объект превратились и знаменитые погреба (об этом мы скоро расскажем подробнее). Ruinart ежегодно организует большой совместный проект с одной из восходящих звезд современного искусства и уже который год поддерживает одно из главных в России событий в этом жанре — ярмарку Cosmoscow. Если материальное воплощение art de vivre здорово поменялось, то его суть — все та же, что была во времена картины «Обед с устрицами».